Страницы Миллбурнского клуба, 3 - Страница 16

Если правда, что художник всегда стремитсявосполнить духовные утраты в окружающем его мире, то Пушкин, занявшийсяполитической историей, Гоголь – нравственным поучением, Толстой – религиознойпроповедью и теологией, не указывают ли нам на главнейшие провалы, пустоты врусской духовности XIX века?

Если бы литература могла оказыватьположительное воздействие на жизнь общества, то какимобразом в стране Пушкина, Лермонтова,Толстого, Достоевского, Чехова, Блока могли воцариться большевики? А в странеГете, Шиллера, Гейне, Томаса Манна – нацисты? И, с другой стороны, какстарейшая в мире демократия – Швейцарская – живет себе уже 400 лет без великихписателей и горя не знает?

Бальзак, разоблачавший пороки общества,так ими упивался в процессе писания, что, когда его герои колеблются междудобродетелью и развратом, очень хочется, чтобы они плюнули на скучную ифальшивую добродетель и поскорее ударились в блистательный разврат. А уТолстого разврат, наоборот, и вправду скучен.

Вот какие обороты позволял себе ЛевТолстой:

«Напухшие жилы»; «подвязанный чиновник»;«перевязанные ниткой ручки ребенка».

«Китаева говорила, ныряя головой вшляпе...»

«В первой комнате был молодой чиновник ввицмундире, с чрезвычайно длинной шеей и выпуклым кадыком и необыкновеннолегкой походкой и две дамы».

«С громкими криками проскакали телеги,видно, в последний раз».

В наши дни все это легко могло попасть всатирический раздел «из корзины редактора».

В ненависти к искусительной силе искусства– как много общего у Толстого и Платона! Недаром же Толстой дал своему любимомугерою имя греческого философа.

Марамзин читал сказку Льва Толстого, оченьхвалил, говорил: «Ну, чем не Голявкин?»

Лев Толстой всю жизнь проповедовал иисповедовал святость брака и оставил нам самые убедительные доказательстванедостижимости моногамного идеала: «Анна Каренина», «Отец Сергий», «Крейцеровасоната», «Живой труп», письма, дневники.

Ни Льву Николаевичу Мышкину, ни ЛьвуНиколаевичу Толстому мы не рассказываем всей правды о себе, о жизни, о людях.Оберегаем блаженных. Но откуда-то они все равно знают заранее, что Рогожинзарежет Настасью Филипповну, а герой «Крейцеровой сонаты» – свою жену.

Не верю, что смелый князь Андрей могвырасти у такого отца, как старый Болконский. Толстой сам был отцом-тираном ине желал замечать, как сильная отцовская воля, любя, ломает волю сыновью.

В русской классической литературеполным-полно славных капитанов: капитан Белогорской крепости Миронов – уПушкина; капитан Копейкин – у Гоголя; Максим Максимыч – у Лермонтова;штабс-капитан Снегирев – у Достоевского; капитан Тушин – у Толстого. А начинаяс майора в «Записках из Мертвого дома» идут персонажи довольно мрачные ипротивные выше чином: полковник Скалозуб, безымянный полковник в «После бала»,генерал Епанчин.

Только большевики покончили с этойнесправедливостью, уравняв в подвалах ЧК все чины русской армии в высокомзвании «офицерья».

Мужчины воображают, что близкая смертьосвобождает их от обязанности соблюдать приличия. Пушкин зовет к смертному ложуКарамзину, Франклин Делано Рузвельт – Люси Мерсер. Толстой, наоборот, умоляетне пускать к нему жену.

Неужели трудно было хотя бы для потомковпотерпеть еще несколько часов?

Толстой воображал, что, не имея в своемраспоряжении виселиц, костров и гильотин, он получает моральное право объявлятьзакоренелыми преступниками всех правителей, генералов, судей, попов. Но точнотак же рассуждал и Блаженный Августин, заявлявший, что еретикам лучше сгореть впламени земном, чем гореть в вечном огне. Костры в честь Льва Толстого – вполнереальная черта российского будущего.

Державин и Карамзин ведут свой род оттатар, Пушкин – от арапа, Жуковский – от турок, Лермонтов – от шотландцев,Гоголь и Чехов – от хохлов, Дельвиг и Кюхельбекер – от немцев, Достоевский – отполяков, Фет и Пастернак – от евреев. Один Толстой – чистый русак, да и тотобъявлен еретиком. Ну как тут изворачиваться русскому православному патриоту?

Лев Толстой в романе «Война и мир»приписал Сперанскому самонадеянность ума, а князю Андрею – готовностьусомниться даже в самой любимой своей мысли. Но какой самонадеянностью долженбыл обладать ум, решившийся переписать Евангелие как свод правил?

Когда мы отыщем, наконец, универсальныепринципы добра и правды, все у нас будут слушаться и ходить по струнке. «Влагере имени Платона Жан-Жаковича Толстого шаг вправо, шаг влево считаетсяпобегом. Морально-интеллектуальный конвой открывает огонь без предупреждения!»

Два высоких устремления вечно будутразрывать душу человека: жажда Закона и жажда Свободы.

Толстой – проповедник Закона.

Достоевский – апостол Свободы.

Размахивая косой, Лев Толстой надеялсязарыть свои пять талантов, укрыться от тягостной обязанности «предвидеть ипредусматривать», описанной Аристотелем.

Фантазии Руссо, Прудона, Маркса, Толстого,Фрейда имеют огромное познавательное значение: фактом своей популярности ониоткрывают нам самые сильные, самые массовые мечты-надежды в душе человека.

В философии царит полный феодализм: каждыйотчаянно защищает свой замок, свой лен, свою вотчину. Но время от времени наповерхность всплывает этакий Чингисхан и идетопустошительной войной на всех остальных. Таковы Руссо, Прудон, Маркс, Ницше,Толстой.

Нет и не может быть мира и дружбы вцарстве философии. Аристотель отшатнулся от Платона, Кант – от Сведенборга,Шеллинг – от Гегеля, Маркс – от Прудона, Соловьев – от Толстого, Юнг – отФрейда.