Страницы Миллбурнского клуба, 3 - Страница 34

«Соглядатай» и «Камера обскура». Переведены они были не Набоковым [4] и заметного интереса не вызвали.

«Приглашение на казнь» пристроить вообщене удалось. В 1939-м вышел перевод «Отчаяния» («La Méprise»). Реакциейбыла рецензия Сартра, который писал, что Набоков пародирует Достоевского, недавая ничего лучшего взамен. Так что в monde littéraire Парижa утвердитьсебя не удавалось.

Для перевода на английский Набоковвыбирает все ту же «Камеру обскуру». Впервые роман печатался на русском языке ввыпусках «Современных записок» в Париже в 1932 – 1933 годах [5], а затем вышел отдельной книжкой в Берлине. Все же Набоков не решилсяпереводить его. Текст был переведен Винифред Рэй (Winifred Rаy), переводчицей снемецкого и французского. Рэй не знала русского языка, и ее перевод скореевсего был сделан с французского перевода Дюсси Эргаз (Doussia Ergaz) 1934 года[6]. Набокову перевод очень не понравился, но эти отрицательныеэмоции имели позитивный результат – он наконец решился переводить свою книгусам. В том же 1937 году он заключает договор с американским издательским домомBobbs-Merrill. Издательство получило монопольные права на издание книгиНабокова на территории Северной Америки и Канады, при этом автор обязывалсяперевести свою книгу. Вместе с новым переводом Набоков придумал и новые именадля своих героев: Магда стала Марго, Бруно Кречмар – Альбинусом, и новоеназвание для книги: «Laughter in the Dark» – «Смех в темноте».

Результатом этой активности явилась публикацияпервой рецензии в «New York Times Book Review» от 8 мая 1938 года, написаннойизвестным в 30-е годы критиком Гарольдом Страусом (Harold Strauss). Страусрецензировал книги для «New York Times», а также работал для издательстваKnopf, символом которого была бегущая борзая. Страус там курировал японскуюлитературу.

Рецензия в целом была положительная.Страус писал, что этот роман относится к типу психологических, особеннопопулярному в Европе в двадцатые годы, – однако свободен от типичных для такогорода романов фрейдизма и самокопания. «Laughter in the Dark», отмечал он, написанэнергичным и ясным языком и очень реалистичен. И все же он может быть названпсихологическим, потому что герой наказан за свои грехи не обществом и несознанием нарушения моральных установок, которых, по мнению критика, вообще неосталось в послевоенной Европе, но внутренним разлагающим действиемвседозволенности.

Американские рецензии традиционно включаюткраткое содержание рецензируемого произведения. Страус использует для этогослова самого Набокова, с которых начинается роман:

«В Берлине, столице Германии, жил да былчеловек по имени Альбинус. Он был богат, добропорядочен и счастлив; в одинпрекрасный день он бросил жену ради юной любовницы; он любил, но не был любим,и жизнь его завершилась катастрофой» [7].

Страус делает замечание, которое будетпреследовать Набокова и в дальнейшей критике. Отмечая мастерство, или ловкость(deft performance), с которой написана эта вещь, он говорит, что этим дело иограничивается, потому что мистер Набоков не испытывает никакой симпатии даже кАльбинусу в его самые тяжелые моменты (Альбинус ослеп в результатеавтомобильной аварии), не говоря уж о героях второго плана. Сравнение сДостоевским, приведенное в аннотации на суперобложке, сослужит, по мнениюСтрауса, плохую службу Набокову в безжалостном и циничном мире литературногоНью-Йорка. Страус, в сущности, говорит, что американская читающая публикаожидает от всякого писателя русского происхождения симпатии и сострадания к своимгероям. Отсутствие же этого качества настораживает, в том числе и самогоСтрауса.

Тот факт, что Old Gray Lady [8] отметила книгу на своих страницах, был уже сам по себе успехом. Планыо переселении за океан становились более реальными. Многое к этому подталкивало.Из Берлина пришлось практически бежать. Жизнь в Париже не обещала стабильности.Начиналась война. Англия не проявила гостеприимства. Несмотря на то, чтоНабоков был выпускником Кембриджа, ему не удалось найти для себя места вбританской университетской системе.

Начались хлопоты по получению виз, сборыденег на билеты, и все это – на фоне надвигающегося падения Франции. В конечномитоге Набоковы покинули Европу за три недели до того, как немцы вошли в Париж[9].

Они переплыли океан на лайнере «Шамплейн».Еврейская благотворительная организация, арендовавшая «Шамплейн» для беженцев,выделила Набоковым каюту первого класса со своей ванной – за заслуги отца вборьбе с антисемитизмом. В пути был момент паники, кончившийся смехом, когдамичман принял кита за подводную лодку. В Нью-Йорк они прибыли 28 мая 1940 года.На обратном пути «Шамплейн» подорвался на мине и затонул недалеко отфранцузского берега.

С самого начала установка Набокова былаоторваться от эмигрантской среды и окунуться в местную жизнь; статьамериканским гражданином, американским писателем, завести американских друзей,сознательно лишить себя комфорта эмигрантского окружения. В большей части этастратегическая задача была им решена, но не без помощи бывшихсоотечественников, особенно поначалу.

Его приезд был отмечен газетой «Новоерусское слово», и одним из первых визитов в Нью-Йорке был визит к СергеюРахманинову (1873 – 1943). Набоков хотел лично поблагодарить за те небольшиесуммы, которые Рахманинов посылал ему в Европу. После визита Рахманинов прислалему тюк с ношеной одеждой. Набоков отослал его обратно. Хотя у Набокова былауже некоторая известность и хорошие связи, ему тоже пришлось познакомиться среестром унижений, через которые проходил каждый эмигрант.

В Соединенных Штатах с 1933 года жил его