Страницы Миллбурнского клуба, 3 - Страница 35


К оглавлению

35
кузен Николай (Николас) Набоков (1903 – 1978), музыкальный деятель, композитори мемуарист, сумевший стать своим человеком в культурном мире Нью-Йорка. Вквартиру его бывшей жены в Мидтауне Манхэттена на 61-й улице (32 East 61 Street)Набоковы поехали прямо из порта. Позднее они сняли дешевую квартирку – сначалана одной стороне Центрального парка, потом на другой [10].

Очень кстати оказались кое-какие ещеевропейские знакомства. Например, в Праге в 1932 году он подружился с МихаиломКарпóвичем. В 1940-м Карпович [11] был ужепрофессором истории в Гарварде и редактором литературного «Нового Журнала»,который издавался в Нью-Йорке. Карпович пригласил Набоковых провести лето в егодоме в южном Вермонте, на старой ферме кленового сиропа в Вест Вардсборо (WestWardsboro).

Так уж случилось, что пока Набоков был вВермонте, Николас отдыхал в Веллфлите (Wellfleet) на Кейп Коде, а критик ЭдмундВильсон жил от него через улицу. Николас в то время работал над оперой «АрапПетра Великого» и хотел, чтобы Вильсон написал к ней либретто. По ходу дела онупомянул и своего кузена Владимира, попросив Вильсона о помощи. Затем сообщилВладимиру письмом, что почва подготовлена. В августе 1940 года Набоков написалпервое письмо, адресованное Эдмунду Вильсону, ссылаясь на совет, данный емубратом.

Так начались его отношения и егоэпистолярный роман с влиятельнейшим американским критиком. Их перепискапродолжалась 18 лет, до тех пор, пока сначала «Лолита», а затем прозаическийперевод «Евгения Онегина» не поссорили их окончательно [12].

Эдмунд Вильсон (Edmund Wilson, 1895 – 1972)был уроженцем Нью-Джерси. Учился в Принстоне вместе со Скоттом Фитцджеральдом,который называл его своей эстетической совестью. В 20-х годах был редактором«Vanity Fair», а в описываемое время – редактором «New Republic» и рецензентомв «New York Times Book Review».

Среди американских литературных критиковЭдмунд Вильсон пользовался исключительным авторитетом. Он обладал отличнымлитературным чутьем и помог становлению таких писателей, как Эптон Синклер, ДосПассос, Синклер Льюис, Флойд Делл и Теодор Драйзер. Он научил американскуюаудиторию любить Хемингуэя, своего сокурсника Фитцджеральда, Фолкнера –кажется, я не забыла никого из великих.

Он писал поэзию, социальную прозу, пьесы.На личном фронте этот Соломон американской критики также преуспевал: толькоженат был четыре раза, а наложниц имел без числа. Своими придирками онбесконечно терзал поэтессу Анаис Нин и наконец предложил ей выйти за негозамуж, обещая научить ее писать стихи. Она не согласилась.

Вильсон был весьма уверенным в себечеловеком, и в частности, считал себя знатоком русских дел. Написал книгу «Напути к Финляндскому вокзалу» [13], где описал историюразвития социалистических идей и довел ее до приезда Ленина в Россию. Читал ипытался изъясняться по-русски.

Вильсон предложил Набокову начать скритики. В частности, заказал ему рецензии для своего журнала «New Republic» набиографию Дягилева и на книгу переводов Шота Руставели «Витязь в тигровойшкуре». В последующем письме Вильсон вылил на него ушат холодной воды, заявив,что стиль Набокова слишком развязен для серьезной критической литературы.Отчитал его как школьника за использование игры слов (puns) в языке, которым онеще недостаточно владеет.

В то же время в письме Кристиану Гауссу,своему учителю и профессору в Принстоне, он пишет: «Я поражен уровнем рецензий,которые он написал для меня. ... He is a brilliant fellow».

Сам Вильсон считал, что владеет русскимязыком достаточно, чтобы оценивать как русский текст, так и переводы срусского. Набоков же находил его русский беспомощным, и был прав. Но до прямыхобвинений было еще далеко. И Набоков поначалу сотрудничал с Вильсоном, напримерпри переводе «Моцарта и Сальери», который был опубликован в «New Republic» в апреле1941 года «с предисловием Вильсона и в сотрудничестве с ним».

В оценке Набокова Вильсон, никогда,похоже, не мог удержаться от капли яда, даже когда речь шла о русских текстах.Так, о попытке чтения по-русски «Приглашения на казнь» он пишет: «Ваше“Приглашение на казнь” поставило меня в тупик. Я думаю, мне лучше ограничитьсячтением Толстого, пока мой русский не окрепнет. Я подозреваю, что это все равночто впервые читать Вирджинию Вульф после того, как последней книгой,прочитанной по-английски, был Теккерей».

К этому же письму, впрочем, он безпроволочек прилагает чек за проделанную работу, что Набоков с благодарностьюотмечает в ответном письме, и в нем же подвергает весьма нелицеприятной критике«Финляндский вокзал» – книгу, которой Вильсон весьма гордился. Забавно читать,как на протяжении нескольких писем Набоков с Вильсоном спорят об образе Ильича.

С самого начала Набоков занимаетнезависимую позицию в письмах человеку, от которого зависело столь многое. Надоотдать должное Вильсону, эти критические стрелы не изменили его отношения кНабокову. От формальных обращений в письмах они быстро переходят к дружеским, иуже в апреле 1941 года Набоков начинает письмо словами «Dear Bunny» –обращение, которое он отныне использует во всех письмах, включая последнее изсохранившихся писем 1971 года, когда отношения были уже весьма прохладными.

Но и в лучшие времена Вильсон не устаетподкалывать Набокова. Вот письмо 1948 года. Вильсон пишет о набоковскихпереводах русских поэтов: «Three Russian Poets» (1947). Вроде бы уже прошлосемь лет напряженной работы, и все же: «Дорогой Володя, твои переводы в этоммаленьком английском издании, похоже, очень хороши, хотя перевод последнейстроки стихотворения ”Белеет парус одинокий” – это характерный пример твоей неспособности

35