Наконец похвала: «Дорогой Володя, твойочерк о бабочках в “Нью-Йоркере” – замечательный. Одна из лучших вещиц,написанных тобой по-английски. Всегда твой EW».
Для Вильсона Набоков открывал окно врусскую культуру, которая в эти годы стала самым глубоким увлечением Вильсона.Это послужило основой долгой и искренней дружбы двух людей, не уступающих другдругу в язвительности.
Вообще влияние Вильсона не ограничиваласькритическими статьями. Он выступал также экспертом при присуждении разного родапремий и грантов, то есть имел возможность помочь экономически тем, кого считалдостойными. В частности, он помог Набокову получить грант Гуггенхейма в 1943году [14], хотя и был впоследствии расстроен тем, чтоНабоков, вместо того чтобы писать оригинальные тексты, тратит деньги, работаянад переводом «Онегина».
В Европе, а точнее в Париже, Набоковнаписал по-английски еще один роман – «Истинная жизнь Себастьяна Найта» («TheReal Life of Sebastian Knight»). Издан впервые он был уже в Америке, в 1941году, Нью-Йоркским издательством “New Directions”, которое возглавлял ДжеймсЛафлин (James Laughlin). Интересно, что Вильсону роман очень понравился.Прочитав гранки, он написал Набокову, отмечая оригинальность именно английскогоязыка, хотя не преминул отметить и ошибки.
В ответ на теплое письмо Набоков решил«наградить» Вильсона забавным анекдотом: «Я счастлив, что тебе понравилась моямаленькая книжка... Я написал ее пять лет назад в Париже, сидя на устройствепод названием биде... потому что мы жили в одной комнате, и я вынужден былиспользовать туалет в качестве рабочего кабинета». Далее он отмечает, чтонеточности языка ему и самому теперь бросаются в глаза.
В дололитовские времена роман не получилбольшого резонанса, хотя в более поздние годы о нем было написано немалокритических статей.
Свое оригинальное творчество в АмерикеНабоков, как бы для разгона пера, начал с рассказов. Они печатались в хорошихизданиях, в частности в журналах «New Yorker» и «Atlantic Monthly», но громкойславы пока не приносили. Геннадий Барабтарло [15]собрал их в небольшой книжке, переведя на русский те из них, которые не былипереведены самим Набоковым или Верой Набоковой.
Критических обзоров этой важной частинабоковского творчества мне найти не удалось. Хотя рассказам Набокова посвященайельская диссертация Максима Шрайера, но это уже 1995 год, да и американскимкритиком его можно назвать лишь условно [16].
В 1947 году вышел первый роман наанглийском языке, написанный в Америке, – «Bend Sinister» («Под знакомнезаконнорожденных»), который на русский язык Набоков не переводил.
В эти дни Набоков пишет Вильсону:«Наконец-то я шлю тебе свой новый роман. Излишне говорить, что твое мнение о“Bend Sinister” ... – но впрочем, ты все знаешь сам». Последнюю фразу Набоковпишет по-русски латинскими буквами, что он часто использует в переписке.
Вильсон отвечает: «... я был скорееразочарован в “Bend Sinister”. Я чувствую, что хотя в книге есть многоблестящих кусков, ее нельзя назвать успехом. Прежде всего она страдает той жеслабостью, что и твоя пьеса о диктаторе [17]. Тебе неудаются темы, имеющие отношение к политике и социальным переменам, прежде всегопотому, что ты в них абсолютно не заинтересован и никогда не потрудился в нихразобраться. Для тебя диктатор, подобный Тоаду (toad – жаба), – это простовульгарный тип, который угнетает серьезных людей высшей породы, таких какпрофессор Крюг. Тебе не приходит в голову разобраться, как Тоаду удалосьоказаться победителем...», и так далее, в основном о том, что Набокову нехватает историчности и понимания революционной ситуации.
Вильсон был убежденным либералом. В периодхолодной войны, например, он отказался платить налоги, протестуя противгубительной, по его мнению, политики.
Помимо этого весьма прохладного отзываВильсон обещает в том же письме похлопотать за Набокова, чтобы ему заказалирецензии в «Нью-Йорк Таймс», и особо просит его не писать в письмах русскиеслова латинскими буквами.
Рецензию романа «Bend Sinister» для «NewYork Times Book Review» под названием «Стратегия террора» написал Хал Борланд(Hal Borland, 1900 – 1978). Имя рецензента было нескольконеожиданным: Хал Борланд был известным журналистом, но для «Нью-Йорк Таймс»писал статьи о путешествиях и охоте. Возможно, связь была через журнал «Одюбон»(«Audubon Magazine»), посвященный фауне и флоре, для которого писали оба –Борланд и Набоков.
Напомню, что Bend Sinister – этогеральдический термин, описывающий диагональную полосу на гербе, идущую справаналево. Обычно она означает незаконнорожденность. Для Набокова название имелосмысл жизни, пошедшей по неправильному пути.
После довольно прямолинейного изложениясодержания романа Борланд продолжает:
«Набоков пишет городскую прозу, в которойсмешаны юмор и драма. Однако в ней нет мелодраматизма. Его герой – философ,один из немногих убедительных образов философа в современной прозе. Набоковпозволяет нам заглянуть в мысли профессора Крюга. Следить за извивами этоймысли – непростая задача, однако выводы ее представляются неизбежными. Мы видимчеловека цивилизованного, рассуждающего цивилизованно, но сталкивающегося сроковыми иррациональными силами ... Будет очень печально, если эта книга ненайдет читателя сейчас, когда вооруженная борьба с тираническими государствамизакончена. На самом же деле война продолжается, и основная проблема –противоборство свободной мысли и тоталитарного государства – по-прежнему снами».
В общем, вполне положительная рецензия.Тем не менее, заметного успеха книга не имела. В конце концов, антиутопий (или,