Страницы Миллбурнского клуба, 3 - Страница 37
- Предыдущая
- 37 / 118
- Следующая
37
Следующей по времени публикацией наанглийском языке были мемуары «Conclusive Evidence» («Убедительноесвидетельство»), вышедшие в 1951 году. Одновременно в Англии эта же книга вышлапод названием «Speak, Memory». Рецензией на нее в «New York Times» откликнулсяОрвилль Прескотт (Orville Prescott, 1907 – 1996), будущий гонитель «Лолиты».
Если Вильсон пускал свои ядовитые стрелы вчастной переписке, то Прескотт не скрывает своего раздражения стилем Набокова впубличной рецензии:
«Мистер Набоков получает особоеудовольствие, обволакивая многословной оболочкой минимум субстанции и смысла.Его проза порой красива, но чаще вымучена. Конечно, каждая хорошая проза –результат мучительных усилий. Но важнейшим качеством стиля является умениескрыть эти усилия. Мистер Набоков оставляет следы тяжелого труда, производя насвет свои искусные барочные предложения. А его пристрастие к тому, чтобыошеломить читателя редко употребляемыми словами, вызывает естественноераздражение».
Орвиль Прескотт был старшим рецензентом в«Нью-Йорк Таймс» на протяжении 24 лет – с 1942-го по 1966 год. Это был своегорода Ставский [18] американской критической мысли,лишенный, правда, возможности физически устранять нелюбимых авторов. Еслималообразованный Ставский стоял на защите советских идеалов, товысокообразованный Прескотт (выпускник Вильямс – колледжа) с не меньшимфанатизмом защищал бастионы морали. И тот и другой, похоже, были искренни всвоих убеждениях. И того и другого отличал нюх на «не наших». Непонятеннегативный пыл Прескотта по поводу невинных воспоминаний, не затрагивающихАмерику. Но он чует в Набокове европейскую гнильцу, и чутье его не подводит.
В 1957 году вышел отдельным изданием роман«Пнин», до этого печатавшийся с перерывами в журнале «New Yorker». Рецензию вобозрении в серии «Books of the Times» поместил известный критик Чарльз Пур(Charles Poore , 1902 – 1971). Все это происходило на фоне уже опубликованной вПариже «Лолиты» (1955), но еще до ее американской публикации (1958). В Америке«Лолиту» уже читают. Грэм Грин еще в 1955 году объявил ее «книгой года».
Трудно заметить влияние этих событий нарецензию. Она вполне безмятежна. Пур ставит «Пнина» в ряд, как он отмечает, всерастущей библиотеки колледжских сатир, написание которых становитсянациональным спортом. Главного героя Пур сравнивает с мистером Чипсом илимистером Малапропом. И продолжает далее без всяких пояснений, предполагая, чточитателям «New York Times» они не нужны.
Скорее всего, пояснения не помешаютчитателям данного текста: мистер Чипс – герой широко популярного в те годыромана Джеймса Хилтона об учителе в Брукфильде – интернате для мальчиков[19]; Малапроп – точнее, миссис Малапроп – героиня пьесы РичардаШеридана [20] «Соперники» («The Rivals»), котораяславилась своими «малапропизмами». Малапропизм – это семантически неверноеиспользование слова, сходного по звучанию с правильным. Миссис Малапроп, например, говорит: «She is as headstrong as an allegory on the banks ofNile» («Она упряма,как аллегория на берегах Нила») [21].
Здесь Пур, очевидно, намекает на проблемыПнина с английским языком. Затем Пур приводит слова Вильсона, что проза Набоковазаставляет иногда вспомнить Кафку, иногда – Пруста, а иногда – даже Гоголя.Никто до сих пор не упомянул Чехова, но я верю, говорит Пур, что это не загорами.
Свою рецензию Пур завершает следующимпассажем:
«Роман “Пнин” принадлежит к литературе увеличительногостекла, написанной эмигрантами для эмигрантов в их бесконечно замкнутом мире. Ксчастью, “Пнин” написан не только для этой аудитории. Мы все можем получитьудовольствие от универсальных аспектов этой человеческой комедии».Поразительно, что Пур по инерции говорит о Набокове как об еще одномписателе-эмигранте в тот момент, когда слава автора «Лолиты», как джинн,вырвавшийся из бутылки, уже захватила Европу и грозит затопить Америку.
Не могу удержаться, чтобы не привестиздесь несколько забавных отрывков из этой вообще-то невеселой книги – впереводе Сергея Ильина [22]. Как известно, Пнин преподавалрусский язык в Waindell College (название которого он произносил как Вандал),довольно провинциальном заведении.
«...Зоной особой опасности был для Пнинаанглийский язык. Перебираясь из Франции в Штаты, он вообще не знал английского,не считая всякой малополезной всячины вроде “the rest is silence”, “nevermore”,“week-end”, “who's who” да нескольких незатейливых слов наподобие “eat”,“street”, “fountain pen”, “gangster”, “Charleston”, “marginal utility”.
С усердием приступил он к изучению языкаФенимора Купера, Эдгара По, Эдисона и тридцати одного президента. В 1941 году,на исходе первого года обучения, он продвинулся достаточно для того, чтобы бойкопользоваться оборотами вроде “wishful thinking” и “okey-dokey”. К 1942 году онумел уже прервать свой рассказ фразой “To make a long story short”. Ко времениизбрания Трумэна на второй срок Пнин мог управиться с любой темой, однакодальнейшее продвижение застопорилось, несмотря на все его старания... Какпреподаватель, Пнин едва ли годился в соперники тем рассеянным по всей ученойАмерике поразительным русским дамам, которые, не имея вообще никакого особогообразования, ухитряются с помощью интуиции, говорливости и своего родаматеринской пылкости чудесным образом сообщать знание своего сложного ипрекрасного языка группе невинноочитых студентов, погружая их в атмосферу песено “Волге-матушке”, чая и красной икры ...»
И далее рассказывая о коллеге Пнина, сынедонского казака Комарове, с факультета изобразительного искусства, Набоков
- Предыдущая
- 37 / 118
- Следующая