«Он лег и подшепот дождя начал засыпать. Как всегда, на грани сознания и сна всякийсловесный брак, блестя и звеня, вылез наружу: хрустальный хруст той ночихристианской под хризолитовой звездой <…>. Сквозь этот бессмысленныйразговор в щеку кругло ткнулась пуговица наволочки, он перевалился на другойбок, и по темному фону побежали голые в груневальдскую воду, и какое-то пятносвета в вензельном образе инфузории поплыло наискось в верхний угол подвечногозрения. За некой прикрытой дверцей в мозгу, держась за ее ручку и отворотясь,мысль принялась обсуждать с кем-то сложную важную тайну, но когда на минутудверца отворилась, то оказалось, что речь идет просто о каких-то стульях,столах, атоллах».
Могут возразить,что абсурдность снов случайна и не поддается анализу – о каких же элементахсновидения может идти речь? Речь, конечно, идет об указанных выше«мета-структурах», где случайности, подмены и метаморфозы сна, ощущение,что все это как будто уже было раньше, неожиданные прозрения и предвосхищениесновидцем будущего, вложенные сны, когда просыпаешься в собственном сне,повторные сны с отсылками к предыдущим сновидениям (скажем, когда спящемуузнику снится, что он возвращается домой из тюрьмы, и он «вспоминает» во сне,что, кажется, ему много раз снилось подобное, но это все было во сне, асейчас-то оно происходит на самом деле, а через несколько дней сон повторяется,и предыдущий сон, показавшийся явью, теперь всплывает как очередной обман), - все это превращается в тщательно спланированныеузорчатые картины, вместе с тем сохраняя «вкусовые ощущения» сновидения.
Вот пример израссказа «Посещение музея» (1938), где реальность плавно переходит всновидение, которое автором явно не обозначается как сновидение, ноподразумевается всей стилистикой рассказа. Герой его (он же и повествователь)посещает музей, где пытается обнаружить картину, о которой его просил узнать (ипо возможности выкупить) один приятель. Картина в музее действительно имеется (геройее сам там видит), но для того, чтобы приобрести ее, требуется разрешениеопекуна музея, и вот герой отправляется к опекуну прямо домой. Опекун,хранитель музея, настаивает на том, что в каталоге такой картины нет,заключается пари, герой расписывается на листочке бумаги, хранитель складываетее и кладет в карман. Герой, сопровождаемый опекуном, возвращается в музей. Походу действия возникают разные препятствия и отсрочки, неизменные спутникисновидений: «По дороге он заглянул в лавку и купил фунтик липких леденцов,которыми стал настойчиво меня угощать, а когда я наотрез отказался, попыталсямне высыпать штучки две в руку, - яотдернул ее, несколько леденцов упало на панель, он подобрал их и догнал менярысью». И вот, наконец, они в музее, и тут оказывается, что картина все-таки наместе (очевидно, в противоположность ожиданиям читателя – читатель и егопамять незаметно вовлекаются в действие). Опекун соглашается, что, видимо,в каталоге была ошибка, при этом он зачем-то тут же уничтожает листок, на которомбыли записаны условия контракта, что почему-то не вызывает никакого протестаили хотя бы удивления у повествователя. «Говоря это, он отвлеченными пальцамидостал наш контракт и разорвал его на мелкие части, которые, как снежинки,посыпались в массивную плевательницу». Обратим внимание на снежинки,предвещающие снег, который явится чуть позже. Также трудно пройти мимораскрытых на длинном столе «толстых, плохо выпеченных книг с желтыми пятнами нагрубых листах» (метаморфозы, скажет через 30 лет герой «Ады» Ван Вин, это такаяже принадлежность снов, как метафоры -стихотворений). Далее опять возникают разнообразные препятствия, помехи иотсрочки – например, в образе появляющегося сторожа, размахивающегоединственной своей рукой и сопровождаемого табуном молодых людей явно навеселе,«из которых один надел себе на голову медный шлем с рембрандтовским бликом», ипрочие нелепости. Все это вовсе не вызывает удивления рассказчика, однако вдуше его поднимается какая-то тревога, источник которой не вполне понятенсамому рассказчику. Наконец, приняв решение встретиться с опекуном назавтра иобсудить условия приобретения картины – хотя тот ему ранее сказал, что купитьпортрет, видимо, не удастся, к тому же он «должен сперва посоветоваться смэром, который только что умер и еще не избран» (еще одна помеха с явнойпримесью абсурда сновидения), – герой, оставшись один, пробирается сквозьбесчисленный лабиринт комнат и проходов (декорации постоянно меняются) и,преодолев разные препятствия, вдруг выходит из музея и оказывается на морознойулице (до этого, как смутно припоминает читатель, погода былаосенне-дождливая).
«Доверчиво я сталсоображать, куда я, собственно, выбрался, и почему снег, и какие это фонарипреувеличенно, но мутно лучащиеся там и сям в коричневом мраке. Я осмотрел и,нагнувшись, даже тронул каменную тумбу… потом взглянул на свою ладонь, полную