Страницы Миллбурнского клуба, 3 - Страница 74

подлинное – вот оно: вот это дивное и страшное тропическое небо, этиблистательные сабли камышей, этот пар над ними, и толстогубые цветы, льнущие кплоскому островку, где рядом со мной лежат два сцепившихся трупа.<…>Последним моим движением было раскрыть сырую от потакнижку, – надо было кое-что записать непременно, – увы, она выскользнула у меняиз рук, я пошарил по одеялу, – но ее уже не было [последней фразой автор честновозвращает нас в пошлую действительность, и пробуждение равносильно смерти – И.Л.]».

Набоков использует отношение между Автором и Сновидцем, находящимися запределами сна, и Героем и Рассказчиком (который может совпадать сгероем сновидения, как в «Terra Incognita», а может и несовпадать, как в «Приглашении на казнь»), находящимися внутри сновидения,для имитирования (или, говоря научным языком, моделирования) отношения междупотусторонним («не тут») и обыденным («тут»). Как мне представляется, уНабокова почти во всех произведениях присутствует «внешний план» (местообитания Автора), находящийся как бы за пределами текста, и «внутренний план»(место обитания Героя), находящийся внутри текста; и вот переход из внешнего вовнутренний план и обратно, совершаемый набоковским пером с необычайнойлегкостью, напоминающей скольжение по ленте Мёбиуса (сравнение С.Давыдова), исоздает в сознании читателя мгновенную иллюзию потустороннего, божественногоили ужасного.

Более точный анализ «метафизики» Набокова, возможно, потребуетрасщепления потустороннего на два компонента: «потусторонее – подлинное бытие»и «потустороннее – небытие». Таким образом, «философская» модель Набоковатроична, ее можно представить как треугольник с вершинами: «наличное бытие» – «полное (подлинное) бытие» – «небытие».Изящество Набокова-художника заключается в том, что он способен охватить ивыразить эту троичную метафизику, манипулируя только двумя планами –«внешним» и «внутренним». Безусловно, сновидения являются лишь вспомогательнымсредством, используемым Набоковым для возведения своих сооружений. Душой же,приводящей в движение сложный механизм «Набоков-лэнда», является взращенныйавтором паноптикум сознаний – своеобразная иерархия, или пирамида, сознаний,заполняющих пространство, отделяющее «небытие» от «полного бытия». Набоковачасто упрекали в том, что в его произведениях нет характеров – одни лишьуправляемые волей автора марионетки. Действительно,характеров у Набокова нет, но зато есть это потрясающее воображение читателя«само-бытие» сознания. Развитие и метаморфозы сознания, от низших довысших его форм, происхождение, пробуждение и работа творческого сознания –главная тема Набокова, и поскольку жизнь (для Набокова) – это творчество,нелепа мысль, что данный автор был занят лишь созданием механических игрушек.Жизнь сознания одушевляет метафизику Набокова и, в частности, указанныекатегории наличного бытия, полного бытия и небытия приобретаютсмысл и рассматриваются автором всегда сквозь пелену окутывающего их ивоспринимающего их сознания.

В набоковской иерархии сознаний, видимо, есть несколько переломных точек.Во-первых, точка, отделяющая сознание бездуховное (общее) от духовного (всегдачастного). Духовность сознания начинается там, где сознание получает дар(ключевое слово для Набокова!) воображения, оно начинает как бы «загибать заугол», рефлексировать, преломляться, обволакивать чужое сознание. «Дар»выпирает из обыденного сознания, к которому он «привит» какой-то неведомойсилой и источник которого не ясен ни читателю, ни его (часто несчастливому)обладателю, – это печать высшей силы, свидетельство существования Творца.Следующая. переломная точка – это сознание, которое начинает творить (получаядар творчества). Результат творчества – это новое сознание, быть может итрагически неполное (Лужин), или ущербное, или даже преступное в силу своейчастичной слепоты (Герман), поскольку работа сознания предполагает искривлениепространства, образованного пошлым (плоским) сознанием, и тут сознание можетпопасть в свои собственные ловушки. Обладая даром расчленения обыденного мира(Франц, Герман), ущербное сознание несостоявшегося творца оказывается неспособно собрать его заново. Наконец, следует высшая форма сознания, доступнаячеловеку, – творческое сознание Художника (например, Набокова), которыйспособен не только «развинтить» мир, но и собрать его заново. Сознание этообразует круг, а точнее, спираль («одухотворение круга»), в центре которой –глаз Автора как символ его зоркости (изображенный на рис. 1 в образевсевидящего – прошу прощения за невольный каламбур – набоковского ока).

Заметим, что уже сама эта иерархическая организация сознаний указываетна «потустороннее» как на бесконечно удаленное местоположение божественногосознания – некую недоступную обычному человеческому глазу, но необходимую дляполноты конструкции предельную, идеальную точку, в которой пересекаютсяпараллельные прямые и «происходит то, чего небывает». В противном случае Набокову нужно было быобъявить каждого гениального писателя (например, себя самого) венцоммироздания, что противоречило бы природной скромности данного автора. В действительности,Набоков говорил своим студентам (на лекции о Ф.Кафке): «каждый настоящийхудожник в некотором роде святой (я сам это очень ясно ощущаю)» [22, с. 330] –безусловно, подразумевая этим своим замечанием наличие более высокой инстанции.С технической точки зрения, восходя в своих произведениях – через разнообразныепромежуточные ступени ущербных сознаний – от пошлого и плоского сознания амебы